Размышления Александра Баранова на Снобе — о  Лане Вачовски, «Матрице», смене пола, смелости, страхах и поиске своего пути.

Режиссеры «Матрицы» братья Вачовски не появлялись на публике 12 лет. На днях они выпустили в прокат свой новый фильм Cloud Atlas и вернулись на первые страницы газет. Дальше больше: один из братьев, Лэрри, за эти 12 лет стал сестрой по имени Лана. То ли созрела, то ли выход фильма подтолкнул, Лана выступила с объяснительным словом, «came out» — как в народе говорят.

Если меня услать на Марс навечно и разрешить взять с собой только один фильм из экономии веса и места на диске, выбор будет несложным. Я возьму «Матрицу». Там все что нужно мне для поддержания ума в ясности от бесконечных головоломок и восхитительных аллюзий, для поддержания духа в светлом поиске своего места на Пути Героя, для поддержания тела в бессмертном отречении от гравитации. Не смотрел, а со-проживал десятки раз, и еще готов погружаться туда без счета. При этом, так и не смог постичь, как эти два чикагских поляка тридцати с чем-то лет в драных кроссовках материализовали Такую Историю. О «Матрице» написаны тома философских исследований на разных языках, я слушал о ней лекции теософского сообщества и комментарии Кена Уилбера, следил, как мудрецы разбирают трилогию по кадрам, находя древний символ в левом верхнем углу и тайный смысл в правом нижнем. Услышав исповедь Ланы, я многое прояснил.

Лана выходит на сцену получить награду за visibility — видимость. Она стала видимой, но еще, похоже, не совсем видит это сама. Переминается, сутулится, бочком к микрофону, мнет бумажку с речью. Широкие плечи, большие мужские руки под полупрозрачным платьем, голос дребезжит, нелепые кислотно-розовые локоны, девчачья улыбка. Смотреть на нее неловко, она кажется раздетой и потерявшейся между мирами мужского и женского. Неловкость исчезает, когда Лана начинает рассказывать о своем стилисте, который принимает ее такой, какая она есть и смеется — за это дают награды? Дают. В наше время понять, кто ты есть, принять и выйти с этим в мир ценится на вес подвига. Лане понадобилось для этого 47 лет. Везунчик. Большинству из нас не хватает целой жизни.

Свою историю Лана описывает как бесконечный выбор между жизнью невидимки и жизнью на свету. Да, именно так — красная пилюля или синяя. Сначала ты понимаешь, что ты не такой как все, когда на утренней линейке в школе непонятно в чью шеренгу вставать — к мальчикам или девочкам. Потом общество/матрица отключает тебя от питания и спускает в канализацию / загоняет в тень, в маргиналы — нужное подчеркнуть. И вот она в Бургер Кинге пишет прощальное письмо на четырех страницах, пытаясь объяснить родителям свой выбор, а я вспоминаю толстую папку на столе у агента Смита с описанием двух жизней Нео, «one of them has a future the other does not.» Вот случайный прохожий на станции в толстых роговых очках пристальным взглядом останавливает ее прыжок под поезд, а я вспоминаю поезд на станции Mobil, на которой Нео потерялся бы навечно, если бы не встреча с трогательной индийской семьей. Вот ее ночное бдение перед зеркалом в ужасающем ожидании первого пушка над губой как приговора на пожизненный срок в теле мужчины, а мне видится пронзительный взгляд Морфеуса, прощавшегося с погибшим кораблем и, может быть, с мечтой о спасении. «Я не пыталась ослушаться, я лишь хотела вписаться (fit in)», говорит Лана. Вписаться, то есть найти свое место на свету, стремился и Нео. Короткий миг, когда их корабль выныривает из-под толщи прокаженных облаков и озаряется солнцем. Ослепленный Герой видит свет и становится видимым в этом ослепительном свете. Вдруг и мы живем ради этого короткого мига?

В конце Лана сказала, что ушла в тень, потому что не смогла найти своих. Теперь, если она сможет помочь кому-то найти своих, ее выход на свет имеет смысл. Так придумывается мир, который еще вчера был немыслим. С этими словами она ушла за кулисы и еще 10 минут плакала. А зал провожал ее стоя. Можно я скажу это, и простите меня за дерзкий каламбур — вот это «баба с яйцами!» Мы все пытаемся вписаться в этот мир, так или иначе. Кто-то бороздит пятизвездочные отели в поисках пристанища, кто-то теребит строчки и ноты в поисках opus magnum, кто-то замирает у ног местного попа и заморского гуру, кто-то мерзнет в одиночных пикетах сжимая А4 с заветным словом правды. Лана решала «гендерный вопрос». Не знаю, что сложнее, но точно знаю, чтобы рассказать об этом, нужна невероятная смелость. Сайфер, который выбрал кровавый стейк вместо свободы, пожалел, что не съел синюю пилюлю. А по-моему, синяя пилюля нужна как иллюзия выбора, потому что иного пути кроме как «на свет» не существует.